Бумажные куклы (8)

БУМАЖНЫЕ КУКЛЫ, часть 8.
Начало здесь: Бумажные куклы Начало
Напоминаю о том, что это произведение было написано в 90-е годы, и некоторые мысли автора с тех пор изменились; текст публикуется без правок и корректуры.

Первая моя встреча с Альбертом Галимовым произошла достаточно занятно. В то время он обо мне был много наслышан от Кубарева, но не знал, что я — это я, а я о нём вообще ничего не слышал ни от кого.
Однажды утром, я возвращался со службы и на автобусной остановке, вплотную со мной, мухи затеяли игру в догонялки и подумалось мне: «Сейчас в ухо залетит» и это сразу же исполнилось. Усталый, несчастный и больной, я добрался до дома и обнаружил в нём трахающихся Игоря и Людмилу: моя жена вечером уехала к матери и оставила им на ночь квартиру. Муха в ухе их развеселила, были сделаны попытки сочинить весёлые стихи с рифмой «муха — ухо» и тем самым поднять мне настроение.
Перекурив, я отправился в травмпункт и там попал в заботливые руки Альберта Галимова. Из-за отсутствия необходимых медицинских инструментов, он применил психотерапию:
— Сработала теория парных случаев.
Об этой теории я тогда ничего не знал:
— Что за теория?
— Медики заметили: если приходит приходит больной с какой-либо травмой, вскоре появится другой с подобной болезнью. Позавчера был водитель троллейбуса с ночной бабочкой в ухе.
— Она же большая.
— Уши были соответствующие. Но я её легко вынул пинцетом, это не муха. А у меня даже трубки нет посмотреть, что у вас там. Может, она уже улетела! Закапаю вам туда вам туда борный спирт и вот направление в РКБ — сегодня суббота, и вам итти больше некуда.
На докторском столе лежали «Галльские войны» и мне захотелось познакомиться с этим человеком. То был редкий случай, когда возникает моментальная симпатия к незнакомцу, но практически невозможно её реализовать из-за боязни быть ложно истолкованным. Так я и ушёл из кабинета с булькающем в ухе борным спиртом.
Кубарев ввёл Альберта Галимова в мой дом через два месяца после того. И близко познакомиться нам помогло отчасти искусство, отчасти водка. И я вот думаю иногда: а если бы я вообще не пил, скольких интересных людей я бы не встретил! Как-то так само собой получается: творчество дело хорошее, но, без определённой дозы спиртного, крайне редко может установиться дружеская связь между незнакомыми людьми.
Кубарев до того, как привести Альберта ко мне, договорился со мной о встрече: ему надо было в тот день пойти к известному живописцу, его учителю и он пригласил с собой меня. С ним оказался Галимов. Оба они были с запакованными в чехлы картинами.
Кубаревские работы учитель оценил достаточно сухо, но зато картины Альберта, тогда ещё делающего первого попытки показа широкой публике, вызвали похвалу и первый же вопрос был: «Вы где-то уже выставлялись?». Да и на меня одно полотно (я не помню его названия, да это и не суть важно), произвело огромное впечатление романтическим настроем, свежестью водных просторов; оно напомнило мне работы известных мастеров соцреализма, но как-то, в то же время, далеко ушедшим от них в показе мира. Играющая девочка на пирсе и птица в отдалении. Вроде бы избито, но тем не менее прекрасно, наполнено чистым прозрачным воздухом, светом, и бесконечное пространство, готовое затянуть в себя зрителя. Я был ошеломлён. Честно говоря, я ожидал тогда от этого человека чего-то в Кубаревском стиле (как-никак его друг), и абсолютно не был подготовлен к такому яркому повороту событий.
Аудиенция закончилась и мы покинули маэстро. Спонтанно родилась мысль выпить: у Кубарева от плохого настроения, у Галимова от похвал, а мне было всё равно: пить или не пить; этот вопрос тогда я перед собой не ставил и решал в пользу «пить». Взяли бутылку и сразу же проблема: а где же её любезную употреблять-то будем? Но это сложностей из себя не представляло: я пригласил их к себе в дом. И всю дорогу мучался: где же я видел этого человека, моего нового знакомца. У меня очень плохая память на лица. Я могу с кем-то познакомиться, а потом не узнать, некоторые люди очень за это на меня обижаются.
А придя ко мне, я, хотя и очень стеснялся утруждать человека освобождением полотен из мешков, попросил ещё раз показать картины. И мою полутёмную зимнюю квартиру сразу же осветил яркий летний свет. И вновь я был потрясён. Впрочем, как и моя жена…
А то, что Галимов работает травматологом, я узнал гораздо позже, после очередной встречи с ним чётко вспомнил, где мы впервые увиделись. Но он ни меня с мухой в ухе, ни водителя троллейбуса с гигантскими ушами не помнил. Не запоминают медики парных случаев, что ли? Но будь я художником, я бы на его месте нарисовал полёт ночной бабочки в ухе…

И вот уже который день внутри меня шевелится, царапается, выгрызает внутренности новый рассказ, абсурдный и шизофреничный; растолкав все другие сюжеты локтями, требует: «Пустите! Я хочу увидеть свет!» и я решил: эта книга станет его домом. Принимайте роды.

Я стоял в узком длинном затхлом вонючем беспорядочно заставленном ненужными вещами тёмном межкомнатном коридоре; затаив дыхание боясь шевельнуться скрипом половиц нечаянным звуком выдать своё присутствие; я, прижавшись лицом к щели, подсматривал за ним, ненавидя роскошь, утопляющую его: запах дорогой сигары, лёгким ароматным дымом щекочущую ноздри, шикарный костюм, вино в старинной пыльной бутылке, персидские ковры и всё, (всё!) окружающее этого наглого богача! Как он смеет, какое имеет право наслаждаться жизнью, когда я (Я!) хожу в отрепьях, собираю подаяние и забыл запах женщин!
Кулаки сжимались в бессильной злобе…
Почему ему всё, а мне лишь подсматривать, тайком приобщаться к нормальной жизни?
А когда в комнату вплыла женщина, богиня, его! женщина, я приговорил его к смерти, ибо ничего иного он не заслуживает: это я должен быть там, это на моих коленях должна сидеть она, с кошачьей нежностью ожидая моих ответных ласк!
Осторожно, стараясь не выдать себя ненужным шорохом, я ощупывал близлежащие предметы в поисках жёсткого, мягкого, острого, тупого, тяжёлого, лёгкого: любого, чем можно убить эту наглую самодовольную скотину; но ничего не попадалось, ничего подходящего, а они там, в комнате, беспечно целовались, наслаждаясь жизнью…
Я оторвался от щели, ступил в сторону: я найду, должен найти нужное мне! И вздрогнул от неожиданного нежного прикосновения, тончайшего аромата духов и она увела меня озлобленного, но смирённого, ропчущего, но успокоенного, прочь из мира мёртвых к свету, к жизни…
Я сидел на бархатном диване, я стоял в тёмном коридоре; я обнимал её, я искал орудие смерти; я смотрел на то место в стене, где была трещина и напряжённо думал: «А если я сейчас найду способ убить себя? Если вдруг она не придёт? И я ворвусь сюда и убью себя, и что буду делать потом, с обагреннными своей собственной кровью руками, так и не сумевший занять предназначенное судьбой место?»…
Я целовал её и ждал развязки, закрыв глаза…

Начинается весна. Долгожданная весна, несущая с собой перемены или, хотя бы, надежду на них. Может быть удасться издать «Taedium vitae»; может быть, найду новую работу, шансы есть, пусть мизерные и на словах, всё же лучше, чем ничего. Даже все возможные обломы встречу спокойно: из-за них не стоит расстраиваться. Уверен: всё происходит во-время, тогда, когда и должно произойти; небесная служба строго следит за выполнением принципа: всё, что ни делается — делается к лучшему. Роптать не имеет смысла, хотя весь род людской этим занимается.
С давних пор, с самого моего детства, повелось так, что друзей женщин у меня гораздо больше, чем друзей мужчин: с ними мне как-то проще общаться. Мне грустно и тяжело обсуждать с мужчинами проблемы спорта, накачивания мышц, когда и кому набили морду, какая машина лучше… Хотя в этом я не совсем прав, и у женщин есть исключения: мир базарных торговок и гопниц — это совершенно особый мир, поверхностно со мной соприкоснувшийся. Может быть, я о нём ещё расскажу.
Как-то легко и просто я схожусь с женщинами и становлюсь их подружкой. Так они меня воспринимают и я этому не противлюсь — духовная близость доставляет радость не меньше физической, усыпляет либидо, не создаёт проблем измен жене. А мужчины, вот, слово подруга воспринимают в сексуально-трахательном плане и никак иначе, в их мире не бывает подруг-наперсниц, и раньше я часто бывал из-за этого непонятым, истолкованным превратно, пока в это не осознал и не умолк.
Мужские разговоры о сексуальных победах меня раздражают, если только не несут в себе какой-либо морали или если нет в них юмористических ситуаций.
И вот теперь настало время обратиться к сюжету разработанному мной совместно с Аней. Я пытался начать его выписывать раза три, но ничего не получалось. Аня тоже предпринимала безуспешные попытки, словно бы некое проклятье лежит над этой темой. Причём сюжет этот был нами очень подробно обдуман, осталось самое трудное — написать, обрастить скелет рассказа мясом слов.
Домик в лесу

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

• lj_itemid: 403
• lj_permalink: http://ravik-06.livejournal.com/103278.html