Бумажные куклы (6)

БУМАЖНЫЕ КУКЛЫ, часть 6.
Начало здесь: Бумажные куклы Начало
Напоминаю о том, что это произведение было написано в 90-е годы, и некоторые мысли автора с тех пор изменились; текст публикуется без правок и корректуры.

В очередной раз закончил читать «Тропик рака», и получил несказанное удовольствие. Но гнетёт меня, во время чтения переводных книг, незнание иных языков, и часто задаюсь вопросом: а адекватен ли перевод оригиналу? И приходится принимать на веру мнение переводчиков. Моя жена, прочтя первые десять страниц, не смогла читать дальше, обозвав книгу пошлой. Я же ничего пошлого в этом романе не нахожу, на мой взгляд, это очень целомудренная книга и очень сложно передать другим людям моё восприятие Миллера-автора и Генри-героя.
И так же, как Миллер, я сменил множество мест работы, так же, как он, ненавижу производство. Я ненавижу его с детства, ненавижу всеми фибрами души всевозможные станки и движущиеся механизмы; я патологически не способен к починке самых элементарных вещей; процесс вбивания гвоздя для меня сущий ад, момент глубочайшего стресса.
Меня бесит, когда какой-нибудь производственник называет людей искусства дармоедами. Но почему же никто из них, считающих творцов прекрасного нелюдью, недочеловеками, не выбросит телевизоры, радиоприёмники, не подожжёт библиотеки, во имя истребления касты тунеядцев; почему они позволяют кормиться им плодами своего труда? Гордо о себе заявляя: «Мы работаем, а они нет!», производственники абсолютно не думают о том, что легко порхающая балерина до этого много дней занималась у станка ради кажущегося лёгким мимолётного порхания. Их это не ебёт. Шурупы, болты, гайки — вот главный критерий оценки человеческой жизни.
Помнится, я работал как-то слесарем на одном из заводов.
Мы ремонтировали компрессор и, во время сборки, у нас не оказалось болтов нужного размера, пришёл проверить работу механик цеха и очень сильно расстроился, по его виду можно было подумать, что гонятся за ним всадники Апокалипсиса, он чуть не рыдал из-за нехватки этих долбаных болтов, я боялся как бы его удар не хватил. Но, слава Богу, всё обошлось, болты были принесены через несколько часов со склада. А что касается компрессора, то он до того дня простоял мёртвым несколько месяцев и ещё долго после этого происшествия мы его продолжали чинить, так что тогдашнее отсутствие болтов на его состоянии никак не сказывалось. Из-за чего было расстраиваться? Из-за отсутствия никому ненужных нескольких кусков железа?
И я не понимаю отношения начальников-производственников к своим рабочим. Почему, если я слесарь-механик и у меня работает исправно всё оборудование, не могу сидеть и читать книгу в отсутствии каких-либо проблем, а наоборот, при виде идущего начальства, должен хватать напильник и имитировать активную трудовую деятельность? Почему не похвалить меня за исправную работу механизмов и не позволить читать книги или играть, скажем, в карты? Кто мне на это ответит?
Или вот ещё случай из моей практики. Работал я на химкомбинате, перекачивал саломас (полуфабрикат для мыла) из одного чана в другой, и не доглядел: часть его оказалась на полу. С начальником смены едва инфаркт не приключился. Я же, когда пролитая жидкость застыла, взял лопату и спокойно перекидал обратно в чан, ни крошки потеряно не было. Из-за чего он расстроился? Ведь прекрасно знала температуру застывания массы!
Я никогда не смогу понять касту производственников. Это какие-то специальные люди, с высокомерной снисходительностью позволяющие артистам себя развлекать: «Ну, покажите, если вам так хочется, за какое такое очередное говно мы вам деньги платим».
Вид действующих станков и механизмов доводит меня до блевотины, полностью расстраивает нервную деятельность, превращая меня в некое роботообразное создание. Правда, в этом меня может привлечь один вид деятельности — работа у конвейера с выполнением простейшей операции, не напрягающей жизненно важные психические центры. Но и этот вид производства может вдохновить меня на один месяц, не больше; зато в это время я фантазирую, сочиняю: бесконечный однообразный поток приносит с собой интересные мысли, сюжеты. Помнится, неся службу в охране, однажды несколько часов зачарованно пронаблюдал за автоматическим конвейером.
В этом я одинок: за всю жизнь ни разу не встретил человека, подобно мне ненавидящего и неприемлющего производство, механизмы, инструменты и прочую железную ерунду; человека, которому как и мне приходилось бы ломать себя перед вбиванием гвоздя, у которого было бы полное органическое неприятие всех форм физического труда. Труд ради пропитания, не приносящий радости созидания — божье проклятье роду человеческому.
Я не могу прочувствовать некоторые проблемы, волнующие других людей: как заработать побольше денег, какую носить одежду и т. п. Умом я всё это осознаю, но чтобы затронуло глубины души, не знаю… Мир кажется ненастоящим, игрушечным и проблемы эти игрушечные. Человек создан не для того, чтобы жрать, пить, ебаться, носить павлиньи перья, а для более высокой цели. Вот эта-то цель меня понастоящему и волнует; в чём она, где конец нашего странствия по Вселенной? Всё призрачно в мире, всё кроме любви. Любви во всех смыслах.
Я окружил себя друзьями, и благодарен судьбе за то, что они у меня есть; остальные же мною не воспринимаются; включаю их, как электролампочки: встреча — включение, расставание — выключение, словно бы они и не существуют вне моей жизни; люди на улицах, в общественном транспорте сливаются в унылое серое животное по названием «толпа». Горе от ума. Утешает то, что в этом я не одинок: некоторые близкие мне люди выказывают подобное настроение. И в нём же, транспорте, иногда приходится слышать идиотские, лишённые всякого смысла, диалоги, например, подобные этому:
— У вас на лице язык есть, вот и спросите!
— Если вы неуч, то никогда так не говорите.
— Таким умным на такси надо ездить!
— А вы сами пробовали? Думаете это просто? Вот не знаете, а говорите!
Здесь я привёл лишь окончание разговора, длительного настолько, надо отметить, что я сам под его влиянием потерял умение правильно строить фразы, и в тот момент думал: «А как правильно сказать про язык, где он находится? Во рту. Значит правильно предложение должно прозвучать так: «У вас во рту язык есть, вот и спросите». Так вроде бы верно, но что-то не так, не по правилам русского языка. А как по правилам?..» Кроме как массгипноза толпой одного нормального человека, эту свою заминку я объяснить не могу.
И всё реже и реже на наших улицах встречаются гуингнгнмы, сплошь еху, а каждая такая встреча запоминается надолго. Очень давно, лет десять назад, я видел одного в переполненном автобусе; стоя на одной ноге, он умудрился раскрыть перед собой томик «Шах намэ», доказав тем самым превосходство духовного над материальным.
Галимов как-то рассказывал:
— Ехал я зимой в замёрзшем троллейбусе, и лошадь на обледенелом стекле нарисовал. Потом пересел на другое место, а на следующей остановке вошли две девушки и одна другой говорит: «Смотри, какая лошадь красивая. Наверно, здесь художник сидел!». Мне стало так приятно, что захотелось даже встать и сказать: «Это я нарисовал!». Но побыть безвестным художником в тот момент тоже было интересно и я промолчал. Но столько восхищения моей лошадью прозвучало в её словах, словно она давно настоящих картин не видела, а художники, по её мнению, наверное, по облакам летают, а не в переполненных троллейбусах толкутся!
— А почему именно лошадь?
— Мне нравится их рисовать.
Часто, очень часто гуингнгнмы маскируются под еху и в серой толпе их практически невозможно узнать. Такие вот картины с лошадями…

Как-то заходили мы с Альбертом Галимовым, прихватив бутылку водки, в Пассаж к его знакомому, начальнику одной из бесчисленных организаций в нём расположенных. Величественное здание полуразрушенностью вселяет мрачные мысли, а металлические лестничные пролёты словно бы ведут в Петербург Достоевского, но белый телефон в кабинете этого самого начальника возвращает в реальность, но какую-то иную, не нашу — кусочек стеклянного потолка опариживает обстановку.
Этот начальник — большой добрый человек, интересующийся искусством. Пока Альберт с ним беседовал о рейках, планках и прочих столярно-художнических вещах, я обнаружил на полках, среди залежей инструментов, книги и от нечего делать взял в руки Бунюэля; о существовании его автобиографии я даже и не слышал до этого. Тут раздался голос моего нового знакомого:
— А у тебя разве её нет?
— Нет…
— Можешь взять насовсем. Дарю.
Вмешался Галимов:
— Это же редкая книга.
— У меня их две.
Я был поражён: подарить мне, человеку, увиденному им в первый и, возможно, в последний раз, по-настоящему редкую вещь!
А когда мы с Альбертом туда шли, помнится, я говорил ему по поводу водки:
— Бери две.
— Это тебя Ахантьев испортил. Брать две, чтобы ещё раз не ходить. Одной хватит.

Но я оказался прав, хотя сам в то время не пил алкоголь вообще, весь вечер мог просидеть, медитируя над одной рюмкой. Бутылка ими была выпита достаточно быстро за интересным разговором. Мне вспоминается лишь кусочек его — рассказ о работе наших медиков в Африке.
— Знакомый у меня там работал в миссии Красного Креста. Негры очень странно относятся к болезням: у них там, если кого-то проклинает шаман, пребывают в полнейшем бездействии и умирают то ли от тоски, то ли действительно от болезни. К докторам идут лишь когда руку или ногу сломают, или какое другое механическое повреждение. И вот этот самый знакомый рассказал из своей практики: негр свалился с пальмы и живот себе распорол, все кишки на землю вывалились. Он не растерялся, не потерял сознания, сложил всё обратно и, поддерживая руками, пошёл в лазарет, а итти было прилично — километров пятнадцать. Белый человек на месте бы умер от шока, а ему ничего; зашили, он на другой день уже домой ушёл. А вот если бы его шаман проклял, с места бы не сдвинулся — от этого, по их понятиям лишь сам наложивший проклятие и может излечить, как, впрочем, и от инфекционных заболеваний.
А когда разговоры заходят о шаманстве и прочей магии, мне тоже есть, что порассказать. Правда, в тот раз я обошёлся всего одной историей, и то очень сильно ужатой. Вам я её предлагаю в нормальном виде, так, как сам услышал.

Как-то я был в одной компании, выпито было не много и после обычных разговоров, коснулись темы колдовства, наговоров и прочей чертовщины. И как ни странно в наш просвещённый век многим нашлось о чём порассказать: и о заговорённых швейных иглах, приносящих несчатье, и о найденных на улице деньгах и многом другом. И перед тем как разойтись по домам, хозяйка дома Ирина поведала историю, происшедшую с ней.
— Когда я делала ремонт в квартире и обдирала со стен обои, то с очередным куском со стены за телевизором выпали две иглы скреплённые буквой V, тогда я этому не придала никакого значения, да и сейчас не знаю как к этому относиться и, уже успев забыть об этом, познакомилась с добрым колдуном. Колдун этот достаточно интересный человек: хромой, весь переломанный, в общем, маленький худой уродец, с ним происходило множество катаклизмов, пока он не пришёл к овладению «космической энергией». А берёт он её в церквях, мечетях, природе; он считает, что Бог един и всё равно по каким обрядам Ему поклоняться, а верующим в Него Он даёт силы бороться с нечистью.
И вот после нашей первой встречи этот самый колдун разыскал мой номер телефона и в дни, приносящие мне несчастья обязательно раздавался его звонок. Сначала я не придавала этому значения, но когда он позвонил в день смерти моего отца и спросил: «Как ты себя чувствуешь?», со мной произошла самая настоящая истерика и минут пятнадцать я кричала в трубку всё, что о нём думаю; он это терпеливо выслушал и спокойно спросил: «Когда ты пригласишь меня к себе домой?», от такой наглости я опешила и сразу пришла в себя: «Что ты имеешь в виду?». «Ты должна пригласить меня в гости» — ответил он, мы договорились о встрече и через несколько дней он с моей подругой, познакомившей нас, пришёл ко мне.
И уже с порога объявил: эта квартира настолько полна чёрной энергией, что тяжело дышать; вытащил из сумки всевозможные предметы и попросил оставить его здесь ненадолго одного. Мы с подругой спустились вниз, сели в её машину и минут тридцать, пока он нас не позвал, прикалывались на счёт его колдовских способностей. Потом нам было разрешено вернуться в дом. Этот колдун довольно долго при нас ходил со свечой по залу и вдруг замер напротив телевизора, где я когда-то нашла иголки в обоях и загробно произнёс: «Здесь был знак сильного магического проклятья на смерть. Ирина, постарайся вспомнить, не находила ли ты на этой стене что-нибудь?». А мне в тот момент было интересно просто наблюдать за этим человеком и ни о каких злых талисманах, как ни старалась, вспомнить не смогла…
В этом месте я перебил рассказчицу вопросом:
— А он объяснил, почему звонил именно тогда, когда у тебя случались беды?
— Конечно. Это было первое, о чём я его спросила. Он, оказывается заинтересовался моей судьбой и как-то там вычислял плохие дни. Ну, и после суеты со свечой я собралась было варить борщ, но этот колдун к плите меня не подпустил, заявив: еду, мол, он готовит для себя сам, вкладывая в неё положительную энергию; отказывать в этом я не стала. Цирк начался потом, когда я включила кассету «Сектор газа». Мне было страшно и смешно одновременно: это существо задёргалось всем телом, зрачки завертелись в разные стороны и, прикинь, в этом состоянии оно пробыло двое суток.
— И что, он так и просидел два дня на кухне?
— Оно.
— ?
— Я не воспринимаю его как мужчину, для меня он среднего пола: оно. Вот так оно и сидело двое суток: всё кривое, перекошенное и зрачки крутятся в разные стороны. Я испугалась, но подруга меня успокоила, сказала, что с ним это бывает. А когда оно пришло в себя, то объявило ту музыку сгустком космической энергии и стало снова ко мне приставать с вопросом о проклятом предмете. Тут-то я и вспомнила об иголках в обоях. Он как про это услышал — побледнел, затрясся, забился в истерике, как будто сейчас умрёт и страшно заорал: «Что ты с ними сделала?!! Ты брала их в руки?!!». Нет, говорю, как они в старых обоях были, так с грязным комком и выбросила на помойку. Оно тут же успокоилось и объяснило: это, мол, был один из самых злейших талисманов, зоговорённый на смерть и если бы я прикоснулась к иглам голой рукой, то несомненно бы умерла, и даже он не смог бы помочь; а сейчас от них осталась чёрная метка, аккумулятор зла; вот и отец мой, мол, от этого скончался; со временем сила зла ослабеет, но сейчас он просто обязан оказать мне помощь, взять зло на себя, потому что я слаба, а он уже научился с этим бороться; и пока я ему что-нибудь не подарю, он из моего дома не уйдёт. Я стала соображать, что бы такое ему подарить и вспомнила про обои, оставшиеся после ремонта: оно как раз недавно, как инвалид, квартиру новую получило, а до этого в общаге жило и такой подарок был кстати. И отдала ему пять рулонов, а он мне заявил, что ещё один должен быть. А я тогда забыла совсем про отдельно где-то лежащий кусок. Нет, говорю, как купила, так все в связке и лежат. Оно мне не поверило, дай ему ещё один рулон и всё тут. Я и клялась и божилась, что нет больше, но оно мне не верило. Кое-как я его выпроводила с подарком за дверь. А колдун сразу же свою новую квартиру этими обоями оклеил и как раз того злополучного куска не хватило, дыра в стене осталась. И стало оно после этого меня по телефону доставать: «Ирина, пойми, я ведь не просто подарок у тебя просил, я с ним зло из твоей квартиры и жизни унёс. Отдай мне последний рулон!» А я была твёрдо уверена, что все отдала и поражалась его настойчивости. Потом оно долго мне не звонило и неожиданно раздался звонок и его усталый замученный голос в трубке: «Почему ты мне не отдала тогда последний рулон?» и в этот же день подруга, что меня с ним познакомила, рассказала: проблемы у колдуна с мафией возникли, лишился новой квартиры, а сейчас, пока страсти не остыли, живёт в другом городе у какой-то бабы. С тех пор изредка оно мне звонит и задаёт всё тот же вопрос: «Почему же ты не отдала мне последний рулон?». А голос от звонка к звонку становится слабее и слабее, последний раз, когда звонил вообще еле слышно было… И рулон этот злосчастный позавчера на антресолях нашёлся. Что мне с ним теперь делать? Выбросить?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

• lj_itemid: 394
• lj_permalink: http://ravik-06.livejournal.com/100936.html